Неточные совпадения
— Нет, он сойдет
с ума, если я ему покажу письмо
дочери, в котором та
советуется с адвокатом о том, как объявить отца сумасшедшим! — воскликнул я
с жаром. — Вот чего он не вынесет. Знайте, что он не верит письму этому, он мне уже говорил!
И вот, когда дело, так сказать, дошло до последней безвыходности, Анна Андреевна вдруг через Ламберта узнает, что существует такое письмо, в котором
дочь уже
советовалась с юристом о средствах объявить отца сумасшедшим.
Во-вторых, составил довольно приблизительное понятие о значении этих лиц (старого князя, ее, Бьоринга, Анны Андреевны и даже Версилова); третье: узнал, что я оскорблен и грожусь отмстить, и, наконец, четвертое, главнейшее: узнал, что существует такой документ, таинственный и спрятанный, такое письмо, которое если показать полусумасшедшему старику князю, то он, прочтя его и узнав, что собственная
дочь считает его сумасшедшим и уже «
советовалась с юристами» о том, как бы его засадить, — или сойдет
с ума окончательно, или прогонит ее из дому и лишит наследства, или женится на одной mademoiselle Версиловой, на которой уже хочет жениться и чего ему не позволяют.
Видя, что сын ушел, Анна Петровна прекратила обморок. Сын решительно отбивается от рук! В ответ на «запрещаю!» он объясняет, что дом принадлежит ему! — Анна Петровна подумала, подумала, излила свою скорбь старшей горничной, которая в этом случае совершенно разделяла чувства хозяйки по презрению к
дочери управляющего,
посоветовалась с нею и послала за управляющим.
Я просидел у них
с час. Прощаясь, он вышел за мною до передней и заговорил о Нелли. У него была серьезная мысль принять ее к себе в дом вместо
дочери. Он стал
советоваться со мной, как склонить на то Анну Андреевну.
С особенным любопытством расспрашивал меня о Нелли и не узнал ли я о ней еще чего нового? Я наскоро рассказал ему. Рассказ мой произвел на него впечатление.
Годнев, при всей своей неопытности к бальной жизни, понимал, что в первый раз в свете надобно показать
дочь как можно наряднее одетою и
советовался по этому случаю
с Палагеей Евграфовной.
Лучше всех рассказывала Наталья Козловская, женщина лет за тридцать, свежая, крепкая,
с насмешливыми глазами,
с каким-то особенно гибким и острым языком. Она пользовалась вниманием всех подруг,
с нею
советовались о разных делах и уважали ее за ловкость в работе, за аккуратную одежду, за то, что она отдала
дочь учиться в гимназию. Когда она, сгибаясь под тяжестью двух корзин
с мокрым бельем, спускалась
с горы по скользкой тропе, ее встречали весело, заботливо спрашивали...
Татьяна Власьевна удивлялась такой перемене и в то же время сама начала относиться к нелюбимой
дочери с бо́льшим уважением и даже раза два
советовалась с ней.
— А, чорт… Я сдаюсь… Я сегодня не могу совсем играть… Не до игры… Так вы говорите?.. того… Мне ведь не
с кем
посоветоваться… жена умерла… Если бы у меня был сын, тогда того… было бы просто: определил в полк, и кончено. А тут…
дочь… Родных никого… Ну, что толковать! Пойдем пить чай…
Заметив перемену в
дочери, Марко Данилыч, сколько ее ни расспрашивал, ничего не мог добиться,
советовался он и
с Дарьей Сергевной, и
с Аграфеной Петровной, и они ничего не могли ему присоветовать.